Пуговицы.
Маленькая повесть.
Александра Николаева.



1.
Ляльке в наследство от бабушки досталась шкатулка, доверху наполненная пуговицами.
После похорон Лялькина тетка заявила, что дом на разграбление не даст, что Ирку-алкоголичку и ее дочь придурковатую кормить, как это делала мамочка покойная, не будет, что у самой семья и лишнего куска не имеется.
Ирка смотрела на сестру мутными глазами, пытаясь наложить вязкие, плохо выговаривающиеся слова на расплывающееся изображение, но звук никак не хотел совпадать с картинкой. Ирина, плюнув, тяжело поднялась со стула, махнула рукой Ляльке, что, мол, пора уходить, и поплелась к двери.
Дома, уложив мать, Лялька открыла шкатулку и зачерпнула горсть пуговиц. На ладони искрились кристаллики горного хрусталя в серебряных кружевах, блестела жемчужина, проткнутая насквозь металлическим стержнем с плоской головкой на конце в виде незабудки, пускала солнечного зайчика гладко отшлифованная крупная пуговица в потертой оправе, переливался розово-голубыми волнами перламутровый дырявый квадратик с шершавой обратной стороной – все это теперь ее.
Как оказалась эта шкатулка у бабушки, Лялька вспомнить не могла, хотя рассказывалось ей о каждой пуговке не один раз. Лялька вообще плохо запоминала, а если и задерживалось что-то в голове, то ненадолго. В детстве бабушка таскала ее по врачам: то Лялька терпеливо сидела с присосками на лбу, то покорно выбирала нужные доктору картинки, то пыталась ответить на не понятные ей вопросы – и всякий раз, как бы девочка ни старалась, тетки в белых халатах озабоченно качали головами или сочувственно разводили руками.
Бабушка забрала внучку к себе, устроила в соседнюю школу и каждую весну сопровождала на экзамен. Ляльке учителя из года в год давали одно и то же задание и выходили из класса, плотно прикрыв двери. Пока горе-ученица потела над непослушными числами и непонятными словами, бабушка вела переговоры с директором. Так Ляльку дотянули до восьмого класса.
Инсульт, сделавший энергичную старушку недвижимой, поставил под угрозу пребывание внучки в бабушкином доме. Но тетка не выгнала племянницу, вовремя сообразив, что та может помочь ухаживать за больной. Лялька не отходила от старухи ни на шаг. Тетка сказала, что из Ляльки получилась бы хорошая сиделка. Ее хвалил даже приходивший к бабушке врач. Удивительная доброта и аккуратность компенсировали ее слабоумие. Лялька беспрекословно выполняла все теткины просьбы, беспокоило ее только одно: почему тетка не дает бабушке никаких лекарств. Когда болела Лялька, бабушка всегда давала ей таблетки. Как-то Лялька спросила тетку об этом, но та в ответ так шикнула, что Ляльку аж затрясло.
Однажды, когда бабушке стало совсем плохо, тетка вызвала скорую помощь; доктор сразу предупредил, что старушке остается жить несколько часов, и попросил (как это обычно делается в таких случаях) дать ей спокойно умереть. Лялька устроилась на кровати рядом с бабушкой, взяла ее сухонькую ручку и просидела так до глубокой ночи, уже почти уверясь в том, что все будет хорошо, только если подольше не отпускать ее ладонь из своей. «Не удерживай бабулю, дай ей уйти, - уговаривала тетка. – Все устали: я, ты, да и она тоже». Но Лялька сидела не шелохнувшись, прислушиваясь к редким клокочущим вдохам. Тогда тетка схватила ее за плечи и резким рывком столкнула на пол. Лялька проехала по паркету, больно ударившись локтем. Когда она снова села рядом с бабушкой, та уже не дышала; из уголков полуприкрытых глаз медленно выползали две мутные слезы.


2.
Обычно весь день Лялька проводила на своей старенькой кушетке, стоящей на восьми кирпичах. Девушка встряхивала шкатулку, аккуратно открывала ее и, зажмурившись, вытаскивала несколько пуговиц. Сегодня ей попались только басонные – обтянутые тканью: пара шелковых, гладких и холодных на ощупь; кружевная бугристая, с мерцающей ниткой серебристого люрекса; грубая шерстяная, с колючими узелками букле; и разноцветная мелочь на металлических ножках, похожая на монпансье.
Лялька ждала мать; та утром отправилась к тетке с твердым намерением восстановить справедливость: Ирину устраивали рублей шестьдесят - большей суммы она за всю свою жизнь в руках не держала, так как именно столько давала ей мать на все про все, получая в кассе за дочку зарплату.
Хлопнула входная дверь. По грохоту падающей табуретки, по звону разбивающейся посуды Лялька поняла, что мать опять набралась. Она вышла на кухню и увидела Ирину, тяжело опирающуюся на край шаткого стола. Лялька позвала ее. В ответ, задрав голову, мать жутко заорала: «Ху-у-ли!?» На этом, видимо, внутренний диалог сестер завершился. Ирина опустилась на табурет и тихо заскулила. Лялька прижалась к матери, но та, деловито отодвинув ее, приказала: «Сходи к соседке, возьми пару-тройку картошек. И скажи, что отдам. Я никогда в долгу ни перед кем не была!»
Через несколько дней раздался телефонный звонок. Лялька любила разговаривать по телефону. Глядя на себя в зеркало, произносила: «Лялька Ковальская слушает...» Звонила тетка. Беседу с племянницей она начала с фразы «Лялька, сосредоточься!» Сказала, что одной знакомой срочно нужна сиделка. Объяснила, что Лялька должна покормить, помыть старушку да судно подать. Припугнула, что если такая здоровая девица не будет работать, то скоро помрет с голоду. Лялька сосредоточилась... и записала адрес.
Старушка оказалась тихой и неприхотливой. Когда наступало время принимать лекарство, покорно открывала беззубый рот, когда хотела справить нужду, смущенно извинялась, а в основном находилась в полусне-полуобмороке – слабенькая была очень. Пока старушка спала, Лялька тихонько гладила ее седую голову или просто держала за руку – и так часами изо дня в день.
Скоро старуха самостоятельно могла сидеть в кровати (правда предварительно Лялька обкладывала ее валиками и подушками, как кастрюлю с горячей кашей), попросила дать ей протезы, чтобы можно было съесть и сырничек, и котлетку, и яичко вареное. А через месяц, опираясь дрожащими от напряжения руками на «ходунки», пересекала тридцатиметровую комнату и одолевала длинный коридор, чтобы дойти до туалета.
Однажды утром, проснувшись раньше обычного, старуха потребовала принести ей из шкафа зеленый капот. Лялька отродясь не слыхала такого слова, поэтому долго передвигала вешалки, пытаясь угадать, какая вещь из старухиного гардероба могла иметь такое диковинное название. Вдруг из глубины шкафа, пахнущего нафталином и «Красной Москвой», выплыло темно-синее платье с кружевным жабо и стройным рядом пуговиц, обтянутых мягкой шерстяной тканью в еле заметный рубчик. У Ляльки закружилась голова. Воровато оглядываясь на старуху, Лялька попыталась открутить одну из пуговиц, самую верхнюю, спрятавшуюся под жабо. Нитки с тихим треском лопнули. Лялька зажала пуговку в кулак и протараторила: «Лялька не может найти». Старуха подошла к шкафу, указала пальцем на зеленый халат и с улыбкой произнесла: «Сосредоточься, милочка!»
Когда попутным ветром занесло участкового врача, то он не сразу сообразил, что перед ним та самая Мария Васильевна, которую забрали полтора месяца назад из больницы домой умирать. Старуха сидела за столом в темном шерстяном платье с пышным жабо, у основания которого блестела золотая брошь, заменившая отсутствующую пуговицу, и, тыча узловатым наманекюренным пальцем в фотографию из потрепанного семейного альбома, что-то рассказывала сидящей рядом девушке.
- Мария Васильевна, свершилось чудо? - проблеял эскулап.
- Какие чудеса в наше время, друг мой? - снисходительно произнесла старуха. – Это Ляля. Ее заслуга.
Лялька часто заморгала, расплылась в улыбке, понимая, что похвала адресована ей, и радостно застрекотала: «Лялька держала Марьсильну, Лялька держала!»


3.
Неделями, а иногда и месяцами Лялька теперь не появлялась дома. Она выхаживала стариков и в вонючих больничных палатах, и в генеральских квартирах. Она бросалась на помощь с радостным ощущением своей незаменимости, словно сознательно, всем назло, подтверждая народную мудрость о молящемся дураке.
Как-то, вернувшись домой, Лялька обнаружила полоску бумаги с печатью и подписью-закорюкой на двери. Пока Лялька копалась, пытаясь справиться с замком, на лестничную площадку вылезла соседка.
- Лялечка, дочка, а мамки-то нету твоей. Померла мамка.
- Померла мамка?
- Неделю, доктор сказал, в квартире мертвая лежала. Это я врача и милицию вызвала, когда на лестницу уж и выйти не было никакой возможности от вони.
Лялька рванула дверь, вбежала в квартиру. Заметалась по комнате.
- Мы уж собрали деньжат по соседям, - с чувством продолжала соседка, - а мужики с базы похоронили маму твою как положено, ты не думай. Ирка-то говорила мне: «Чувствую, Маня, помру скоро. Так ты забирай что хочешь за доброту твою ко мне и к доченьке моей Лялечке.»
- Забирай, - покорно отозвалась Лялька.
Пока Маня ходила за подмогой, Лялька, распластавшись на полу, выковыривала из-под кушетки бабушкину шкатулку. Прижав ее к груди, Лялька забилась в угол за шкафом и молча наблюдала, как из квартиры выносят старый Иринин диван, резную этажерочку, облезлые Лялькины санки.
- Лялечка, дочка, - кричала соседка из кухни, - я радиву возьму. Ты все равно не слушаешь.
- Да.
Когда Маня, заботливо смахивая краем передника пыль с телевизора, наконец заметила сидящую в углу испуганную Ляльку, слезы жалости навернулись у нее на глаза и Маня проникновенно произнесла:
- Сиротка ты моя, дурочка.
Оставшись одна, Лялька открыла шкатулку и увидела среди прочих пуговиц маленькую пуговку с красными вишенками, отпоротую когда-то от ее детского платьица.
Зазвонил телефон - девушка вздрогнула, чуть не выронив из рук шкатулку.
- Ляля Ковальская слушает.
- Здравствуйте, Ляля, - сказала трубка мужским голосом. – Мне необходима ваша помощь. Мне сказали, что лучше вас в городе сиделки не найти. Прошу, не откажите!
- Ляля записывает. Какой адрес?
Подходя к нужному дому, Лялька уже во дворе услышала негодующий крик:
- Ну что ты делаешь?
И после недолгой паузы:
- Дай я сам! Это невыносимо в конце концов!
- Не смей повышать голос, мальчишка. У меня отняли ногу, но уши пока на месте!
Лялька поднялась на пятый этаж, позвонила. Дверь открыл высокий лысоватый мужчина. Извинившись, что заставил ждать, пригласил Ляльку пройти. Посреди большой светлой комнаты сидела в инвалидной коляске старуха. Лицо ее раскраснелось то ли от гнева, то ли от страшной духоты. Лялька тихо поздоровалась, старуха кивнула в ответ. Мужчина проводил Ляльку в другую комнату, такую же душную, и, закрыв дверь, шепотом заговорил:
- Видите ли, Ляля. У Франи Моисеевны диабет. Ей ампутировали ногу. Что мы пережили! Я объясняю ей: да, больно, тяжело, страшно, - но жить надо... Она каждый день кричит, что выбросится из окна. Я уже снял со всех рам ручки. Мне нужно работать, но я не могу спокойно заниматься делами, оставляя ее дома одну. Кто знает, что еще придет ей в голову. Не окно так газ. Помогите, Ляля.
- Ляля поможет, - улыбнулась девушка, - идите работать.
Каждое утро к восьми часам Лялька спешила к Фране Моисеевне. Старуха ждала ее: ставила чайник, доставала специально припасенные для гостей шоколадные конфеты. После чая вдвоем устраивались на диване в гостиной, Франя открывала заранее приготовленную книгу и читала вслух. Ляльку завораживал Гоголь (с ударением на втором слоге), Бунин ее смущал, а Толстой утомлял, быстро нагоняя дремоту. Стоически переносила Лялька и постоянно звучащие в старухиной комнате страшные арии Шаляпина и рвущие на части сердце песни Вертинского. Лялька понимала: так надо.
Как-то раз Франя завела разговор о сыне.
- Понимаете, Лялечка, моему Фиме скоро пятьдесят. Наивно было бы думать, что он приведет в дом девушку из хорошей еврейской семьи. Кому он нужен в таком возрасте с его слабым сердцем? Но может судьба все-таки распорядится так, что он встретит, например, разведенную женщину с ребенком, хорошо бы с девочкой, и сделает меня счастливой. Лялечка, я бы научила ее готовить, играть на фортепиано. Я еще не забыла французский... Мне мало осталось. С кем будет мой мальчик? Я страдаю, отчего же Бог не видит, как я страдаю.
- Бог видит, Бог все видит.
- Может Он, - Франя выразительно посмотрела на потолок, - даст мне утешение на старости лет.
- Он даст, - вторила Лялька, - даст...
Все лето Лялька провела с Франей. В конце августа старуха велела сыну прикрутить на свои места оконные ручки, сказав, что никогда в жизни не помышляла о самоубийстве, и посоветовала заняться лучше собственным здоровьем.
Воодушевленный таким поворотом дела, Фима вечером пришел домой не один. Рядом с ним стояло нежнейшее существо в широком пальто.
- Зина, - чирикнуло существо.
Франя Моисеевна отложила книгу и, улыбнувшись, шепнула Ляльке: «Русская». Фима помог девушке снять пальто. Старуха, приглядевшись к округлому животу, выпирающему из вязаного платья, удовлетворенно проговорила: «Девочка».
Потом все пили чай. Фима с матерью обсуждали, какую из комнат лучше обустроить под детскую. Франя Моисеевна пообещала, что сама приготовит приданое для малышки, будет гулять с коляской на балконе, чтобы Зиночка могла пару часов отдохнуть, и посетовала на то, что Фимин папа не дожил до этого радостного дня.
Поздно вечером, когда Фима с Зиночкой собрались провожать Ляльку до трамвая, оказалось, что Зиночка потеряла пуговицу от пальто. Ничего страшного – мелочь. Пусть это будет самой большой потерей в Зиночкиной жизни.
Лялька ехала домой. Опустив руку в карман, она еще раз с удовольствием ощутила приятный холод металлического кругляшка и засмеялась.


4.
За десять лет в шкатулке появилось много новых пуговиц. К ним, как к боевым трофеям Лялька относилась с особым трепетом. Но ни лица, ни имена стариков не возникали в больной голове несчастной Ляльки, когда она расставляла пуговицы в определенном, ведомом только ей одной порядке, передвигая их то вперед, то назад, словно полководец, обдумывающий важный маневр.
Вряд ли когда-нибудь вспомнила бы Лялька о Трофимыче, если бы не был нарушен придуманный ею много лет назад ритуал, так необходимый для душевного спокойствия.
Трофимыча, постоянно пьяненького старика, родственники готовились поместить в дом престарелых, причем не какой-то там убогий, а вполне приличный - для ветеранов ВОВ. Трофимыч был в корне не согласен с решением пасынка и его супруги и в отместку начал хулиганить: тушил вонючие бычки о свежевыкрашенные подоконники, мочился мимо унитаза, орал матерные частушки. В ответ на настойчивые просьбы родных не компрометировать семью перед соседями выбрасывал вперед согнутую в локте руку, демонстрируя крепкий кулак.
Старик встретил Ляльку заковыристой фразой, значение которой она, к счастью, не поняла.
Пока невестка рассказывала Ляльке что да как делать в их отсутствии, Трофимыч вышел на балкон, свистнул, проделал какие-то манипуляции с привязанной к перилам веревкой, и через минуту снизу была доставлена четвертинка водки. Дед довольно крякнул, помахал рукой, как генсек с трибуны мавзолея, и поковылял в свою комнату.
- Ляля, и следите, чтобы Иван Трофимович не пил, - строго наказал Сергей, пасынок Трофимыча. - Вы с ним построже: он тот еще артист.
После ужина сытый и довольный Трофимыч, утираясь рукавом старой байковой рубахи, подмигнул:
- Давай, милка, закурим.
- Ляля не курит, - затрясла головой Лялька.
- Это я так - шутю, - ухмыльнулся дед. - Вот ты мне скажи, милка... Серега мой сбагрить меня хочет. Только не понимает, дурак, что власть наша ему сделать это не позволит, потому как старикам у нас почет. Я всю войну прошел - раз, квартира на меня - два. Ответственный квартиросъемщик я. Поняла, милка?
- Поняла. Но Ляля не милка.
- Один хер. Я его, гаденыша, как своего растил. Лизка нагуляла пузо, а я пожалел - женился. Больно красивая девка она была. Прямо статуэтка фарфоровая. А я уже того... зрелый мужчина. Ну вот, пожалел. Малец подрос. Давай, говорю, в Суворовское отдадим, а она ни в какую. Мальчик к танцам, вишь ли, способный. Вот стал балеруном... в кадребалете. На солиста не тянет. И жена его оттуда. Злая все время, потому что не жрет ничего. Нельзя ей. Придут ночью после спектакля - устали, говорят. Их бы ко мне в турбинный цех! Вот тогда бы я посмотрел... Ты чайку-то подлей себе, милка, не стесняйся. Сахар на мою пенсию купленный.
- Спасибо, - улыбнулась Лялька.
- Вот они по гастролям гоняют, - затушил окурок Трофимыч, - тряпки привозят. Продают потом. Жена Серегина икону купила. На стенке в коридоре висит. Я говорю, что не место ей в коридоре-то, а Серега защищает бабу свою: ты, говорит, рассматривай икону как произведение искусства, ан-ти-ква-ри-ат. В общем, милка, несовпадение политических взглядов у нас... Что вздыхаешь, как корова? Это жизнь, милка.
Всю ночь старик кашлял за стенкой, под утро стал шастать туда-сюда, гремел на кухне кастрюлями. Лялька встала, спросила, не хочет ли Трофимыч поесть. Пока хлопотала возле плиты, дед прошаркал к себе в комнату, а вернувшись, поставил на стол граненый стаканчик.
- Давай-ка, милка, обмоем знакомство. Нам с тобой месяц бок о бок жить.
- Трофимыч, нельзя, - твердо сказала Лялька и пристально посмотрела на старика.
- Ты кто такая, чтобы мне указывать? - прищурился дед.
- Нельзя, - не отводила взгляда Лялька.
- У нас в деревне, - дед сел и придвинул стакан поближе, - девка одна жила. Взглядом коня останавливала. Бабы ее страсть как боялись: корову могла сглазить аль мужика присушить. Так ты на меня не пялься, милка. Я тебе не конь.
- Нельзя, - еле слышно повторила Лялька и вылила водку в раковину.
- Тогда пожрать хоть дай! - рявкнул Трофимыч. - Во дела!
В воскресенье зашел к Трофимычу сомнительного вида дружок.
- Где дед?
- Спит. Отдыхает, - встала в дверном проеме Лялька.
- Чего-то давно не видать его на горизонте. Завязал что ли? - хохотнул мужик, щелкнув по шее.
- Завязал, - утвердительно кивнула Лялька.
- Ну-ну...
К вечеру из своей комнаты вышел Трофимыч, увидев, что Лялька одевается, заволновался.
- Ты куда, милка?
- Ляльке нужно за хлебом. Хлеба нет.
Дед поддел Лялькин ботинок клюкой.
- Глянь, верха целые, а подошвы драные. Пойдем-ка, я что тебе покажу.
В старом самодельном шифоньере внизу под рядами одежды среди пустых бутылок лежала обувная коробка. Старик велел Ляльке вынуть ее, отодвинул клюкой крышку - и Лялька увидела коричневые кожаные ботики.
- Примерь, милка, Лизаветины, неношеные.
Ботики оказались впору.
- Ты сама в шкафу пошуруди. Может быть, еще чего приглядишь.
- А это что? - дернула за темно-зеленый рукав Лялька.
- А ты выйми и глянь. Это китель мой. Я войну майором закончил, демобилизовался потом...
У Ляльки приятно закололо в кончиках пальцев, по спине разлилось тепло, немного закружилась голова.
- Эту вот медаль получил за Ленинград, эту - за Будапешт, - тыкал пальцем дед. - Я такого повидал, милка! Меня голыми руками не возьмешь!
- К Трофимычу приходил мужик, - собралась с мыслями Лялька.
- А-а, это Толян. Снабженец мой. Ты, милка, веревку с балкона сыми, чтоб глаза не мозолила.
Через месяц вернулся Сергей с женой. Ляльку отпустили.
Примерно еще через неделю Сергей, позвонив Ляльке, сказал, что заедет, но поздно, после спектакля. Лялька не ложилась - ждала. Сергей привез шоколадных конфет, поблагодарил Ляльку за отца. Говорил тихо, ласково. Лялька была рада Сергею, потому что никто никогда не приходил к ней в гости с конфетами.
- Ляля, дело в том, что у нас в доме обнаружилась маленькая пропажа.
Сердце у Ляльки заколотилось.
- Иван Трофимович хотел взять с собой китель, а одной пуговицы на нем недостает. Очень расстроился. Так может вы, дорогая Ляля, знаете, куда делась эта пуговица?
- Ляля не знает! Не знает! - Лялька зашагала по комнате.
- Ляля, верните мне эту пуговицу, - с нажимом произнес гость.
- У Ляли нет... нет ничего. Нет! - Лялька метнулась к кушетке, под которой хранила шкатулку.
- Ляля, мы вас обидели? - старался спокойнее говорить Сергей.
- Нет...
- Мало заплатили?
- Нет!
- Отдайте пуговицу.
- Нет! - сжалась Лялька.
- Что ж, не хочешь по-хорошему...
Сергей схватил Ляльку за шиворот, поволок к туалету, втолкнул туда и запер снаружи дверь.
- Лялька боится. Темно! Темно! - закричала Лялька.
Сергей перевернул матрас и сразу увидел спрятанную за кирпичами шкатулку. Открыл,вытряхнул на пол ее содержимое. Среди желтоватых латунных дисков с гербами и номерами сразу нашел начищенную до блеска пуговицу со звездой и перекрещенными серпом и молотом посредине. Вынул из кармана пиджака перочинный ножик, поддел край пуговицы... и с облегчением вздохнул: камешки были на месте. Сергей вышел из квартиры, чуть прикрыв входную дверь. У подъезда его ждало такси.
Утром Ляльку из туалета выпустила соседка. На ее вопросы Лялька не отвечала, зыркала только, как затравленный зверек. Маня потолклась-потолклась и, решив, что девка скоро сама оклемается, убралась восвояси.


5.
После этого случая Лялька перестала подходить к телефону. Шкатулку спрятала поглубже в шкаф и изо всех сил старалась о ней не вспоминать. Днем Лялька, чтобы как-то отвлечься, находила себе занятие: мыла, скребла, чистила, стирала. Потом перемывала, перестирывала. Но ночью, когда ее мучила бессонница, слышала, как в шкафу под слоем старого тряпья бьются с глухим стуком о стенки шкатулки пуговицы. Лялька накрывала голову подушкой. Звук понемногу становился тише, а потом и вовсе исчезал.
Маня, изредка наведываясь к Ляльке, сокрушалась о том, что та отощала совсем, что черняки под глазами величиной с плошки - видать, последний старпер совсем уморил. Советовала бросить все, пока сама на тот свет не отправилась, и, наверняка зная, что Лялька не будет возражать, вскоре устроила ее на автобазу уборщицей.
Лялька с утра мыла вонючие туалеты и заплеванные лестницы, а потом сидела на проходной: чаевничала с вахтером или смотрела в окно на уходившие в рейс машины.
Как-то в комнатку к вахтеру, с грохотом распахнув дверь, ввалился мужик. Без предисловий, матерясь и яростно жестикулируя, начал что-то рассказывать про драку, про пятнадцать суток. Среди обрывочных, малопонятных фраз Лялька услышала знакомое имя, подошла поближе, тронула мужика за плечо; он сразу узнал ее.
- Вот те раз - нянька.Ты что здесь делаешь?
- Она у нас уборщицей, - ответил за Ляльку вахтер.
- Ты вспомни, я - Толян. Заходил к Трофимычу, а ты меня не пустила.
Лялька заулыбалась.
- Так вот, говорю, деда твоего в дом престарелых упекли. А он там на третий день повесился. Ночью. Ты понимаешь, - волновался Толян, - я, когда узнал, закипел. Сломали мужика! Гаденыш этот, Серега его, гундосит:"Пьяный был". Да не пил он уже с месяц. Вот, - обращался теперь Толян к вахтеру, - вот, она не давала. Он от обиды повесился.
Толян отдышался.
- Я - танцору в морду, мне - пятнадцать суток.
Лялька молчала, теребила край синего халата.
- А ты заходи. Я тут механиком.
Толян попрощался с вахтером и пошел в сторону гаражей.

Однообразное течение дней постепенно успокаивало Ляльку. Из окна проходной она равнодушно наблюдала, как весна сменяет зиму, лето - весну. Жила тихо,словно отгородившись от настоящего стеклянными стенами: слушала не слыша, смотрела не видя. Она не мучилась воспоминаниями, но чувствовала: что-то страшное победило, раздавило ее, а найти название этому Лялька не могла.
Незадолго до Нового года Лялька слегла с высокой температурой первый раз за много лет, что проработала на базе. Толян зашел проведать больную, принес гроздь дефицитных бананов и сказал, что заглянет через пару дней. Через два дня, как и было обещано, раздался звонок. Но, открыв дверь, Лялька вместо Толяна обнаружила неизвестного мужчину. Он поздоровался, попросил разрешения войти. Лялька немного занервничала, но впустила его.
- Вы Ляля Ковальская.
Лялька кивнула.
- Мы не виделись давно. Лет двадцать, а может быть и больше. Помните, тогда на похоронах у нашей... у вашей бабушки, Ангелины Станиславовны?
Лялька кивнула еще раз.
- У нее была еще одна дочь, кроме вашей мамы, - ваша тетя. А у тети - сын, но сын, то есть я, маленький еще был.
- Стасик? - неуверенно предположила Лялька.
- Да, значит вы помните, вы не забыли? А я так боялся: столько лет прошло и потом... ваше... ваша... особенность...
Они прошли в комнату. Стасик огляделся: кушетка, шкаф, стул - больше ничего. Вздохнул.
- Да, столько лет прошло, столько лет... Знаете, Ляля, я вас искал. Звонил, заходил несколько раз, но все никак не мог застать. Я рад, что нашел вас.
- Ляля рада.
- Правда? Ну и хорошо. Я искал вас, потому что мама просила. Тетя Катя. Ваша тетя... Катя.
- Да, Ляля поняла.
- Маме под семьдесят. Недавно был инсульт - наследственность, знаете ли. Что поделаешь... А у меня виза.
- Виза?
- Да, я уезжаю. Далеко, Ляля. С семьей. Никак нельзя откладывать: мы столько ждали. Мать не хотела ехать. Она всегда была против отъезда, но моя жена, дети... Ляля, мы должны ехать. Помогите! На коленях прошу!
Стасик сполз с кушетки на пол. Лялька, испугавшись, замахала руками.
- Встань! Встань!
- Ляля, я умоляю! Я сам перевезу вещи, я дам денег - я все сделаю, что ты захочешь. Только скажи "да"! Да?
- Да, - повторила Лялька.
Как только Лялька переступила порог бабушкиной квартиры, то сразу уловила знакомый с детства запах. Стасик провел Ляльку в самую маленькую комнату, которую когда-то занимали бабушка с маленькой Лялькой. На кровати лежала тетка. Лялька знала, понимала, что это тетка, но глаза ее видели совсем другое лицо - бабушкино.
- Мама, Ляля приехала, - суетился Стасик. - Все в порядке: как ты и просила, мама.
Лялька села на кровать, взяла тетку за руку, погладила морщинистую кисть с синими вздувшимися венами. Тетка слабо улыбнулась.
- Ля-ля - еле слышно пропела она и закрыла глаза.
- Я чайку пока сделаю, а ты, Ляль, привыкай, - донеслось из коридора.
Лялька посмотрела в окно: все те же дома, те же деревья, то же небо - все как тогда, когда была жива бабушка. Тетка пошевелила пальцами. Лялька поняла, наклонилась к ней, коснувшись щекой теткиной щеки, и услышала: "Держи меня, Ляля. Не отпускай..."